lunteg

Флешмобчик типа "как написать, когда написать хочется, а не о чем", ващета.

Мне 44. Я подняла родительскую квартиру из руин, у меня любимая работа, вполне седая и адекватно думающая голова, и только с тем, что дети выросли, я все еще не могу смириться. Еще у меня новенькая собака и выработанный прожитыми годами навык не раздражаться: все хорошо, и это не аутотренинг: это наследственность и опыт: все переживаемо.

Мне 34. Я беру детей подмышку, в неделю снимаю квартиру и сваливаю из руинированного семейного гнезда в наконец-то независимую жизнь. Я рассчитываю только на себя, я тренированно качаю права, пускаю слезу и вообще изображаю лебединое озеро, общаясь с разными официальными органами, наслаждаюсь свободой и немедленно завожу собаку. Предшествующие побегу события, многолетнюю беду, я предпочитаю не мусолить лишний раз: все хорошо, и это не аутотренинг: все переживаемо, даже если земля уходит из под ног, а небо черное.

Мне 24. У меня на руках грудной ребенок с неврологическими проблемами, диплом в стадии написания и полное отсутствие материальных ресурсов. Я сохранила молоко, но чадо не берет грудь, поэтому я сцеживаюсь по пять...семь часов в день. Я хожу на рынок и собираю упавшие под прилавок яблоки, перешиваю и перевязываю старые шмотки и мечтаю отоспаться и сожрать в одно жало пачку пельменей. Будущего нет.

Мне 14. Больше всего меня заботит, что жизнь проходит мимо, что я не догоняю. Даже райком комсомола щелкнул меня по носу, отказавшись принять в свои ряды с первого раза: дома драма, родители собираются ходить по инстанциям, чтобы объяснить похмельному секретарю райкома, как он был неправ: с трудом их отговариваю. Периодически возникают больницы, еще детские, операции на лице -- с наркозом и без -- и это, конечно же, гораздо важнее всех комсомолов вместе взятых, но родители так не считают. Я стараюсь свести общение с ними к минимуму, они представляются мне теми, кто не дает мне жить: что значит "жить" -- я не знаю. Выстригаю челку. Учусь красить глаза.

Мне 4. Кажется, я болею: не пошла в сад, осталась дома, почему-то мама не взяла больничный. В 11 утра положено проветривать комнату, в которой я играю: бабушка требует, чтобы я, больная, вышла из проветриваемого помещения. Меня переклинивает, я отказываюсь, кричу, плачу и, наконец, залезаю под свою кровать. Чувствую легкий сквозняк и вижу, как под кровать лезет веник -- и раз, и два, и три -- бабушка тычет веником, пытаясь выгнать меня из убежища.